небольшая тусовка офигенных людей пишет крутые тексты (в основном поехавшие модерн!ау) по эпохе наполеоновских войн (и немного вфр)
я туда пока притащила всего один текст, по наполеон/александр, притащу и сюда, а то тут сейчас пусто и тоскливо
(осторожно, если вы трепетно относитесь к историческим личностям)
модерн!ау, общежитие, раздолбайский бромансовый Наполеон/Александр
У Наполеона было столько девушек, что он наконец решает вспомнить о своей бисексуальности.
Ну, вернее, решает не он, решает, как всегда, судьба, фатум, в данном случае - судьба в виде случайной ночной встречи на кухне, когда он пытался украсть из общажного холодильника кусок сыра и столкнулся нос к носу с тем эксцентричным русским со смешной прической.
Оба напряженно посмотрели на сыр, и Бонапарт не выдержал первым:
- Это не твое? - на всякий случай, он говорил медленно и внятно - если бы он оказался один в чужой стране, он бы умер прежде, чем сумел бы перевести на местный язык "же не манж па сис жур", поэтому он снисходителен к другим.
- Нет, - улыбнулся тот и мягко забрал кусок у него из рук. Подумал, после чего без зазрения совести прихватил из добродушно светившегося в темноте кухни холодильника полбатона копченой колбасы, шоколадную пасту и замороженные домашние вареники в розовой мисочке с аляповатыми лошадками.
- Это Мюрата, - предупредил Наполеон поспешно, указывая на контейнер. - Лучше не надо.
- Он же за здоровое питание? - спросил на блестящем французском Александр и преувеличенно серьезно покачал головой:
- Мы же не можем позволить ему мучное, в самом-то деле, - и он захлопнул холодильник. - Представь, как на нем будут смотреться его лосины, если он не будет следить за собой. Предлагаю отравится самим. Здесь же есть микроволновка?
Через три минуты Наполеон уже сидел за столом, перед ним исходили томным паром вареники Мюрата, колбаса была щедро настругана толстыми ломтями, как и сыр, а грязная чайная ложка, вытертая Александром о майку, в которой тот спал, торчала из банки с шоколадной пастой.
- Храни Господь тех людей, которые опрометчиво оставляют еду в холодильнике, - Александр гротескно сложил руки ладонь к ладони и прикрыл глаза в импровизированной молитве. Бонапарт поежился - он опасался религиозных фанатиков, но тут Александр прибавил "аминь" и засмеялся как стая плачущих гиен.
Сердце Наполеона сладко дрогнуло, и он тоже фыркнул.
- У вас в России всегда так уважают чужую собственность? - он кивнул на щедро накрытый чужой едой стол.
Александр пожал плечами:
- Предлагаю поделить все пополам, - он махнул рукой, указывая на стол, и, морщась, схватил обжигающе горячий вареник.
Бонапарт кивнул, взял кусок сыра и, откусив, определил:
- Тильзитер. Люблю его.
- Особенно чужой?
- Чужое всегда вкусней, - со знанием дела пояснил Наполеон, пожал плечами и намазал на вареник шоколадной пасты - хлеба они не нашли.
И не так уж важно, что вареник был с картошкой.
Александр, поглядев на это, с вызовом намазал кружок копченой колбасы пастой.
Настала очередь Бонапарта глядеть на это с легким пищевым ужасом.
- У вас всегда так едят?
- У нас все поехавшие. А еще у нас медведи по Красной площади ходят, - доверительно сообщил тот, и сердце Наполеона окончательно дрогнуло.
Впоследствии ту первую встречу на кухне он стал называть "тильзитским миром".
Их вторая встреча происходит, когда, возвращаясь в свою комнату, из-за приоткрытой двери он слышит экспрессивную иностранную речь. В словах столько страсти, что Наполеон не может сдержать любопытства и заглядывает.
Александр гладит свои бесконечные рубашечки прямо на кресле. Они вечно у него идеально отутюжены, но в этот раз в комнате пахнет паленым.
- Что случилось? - Наполеон решает, что совместная преступная трапеза делает их достаточно близкими знакомыми для вторжения.
- А, привет, - бросает Романов и горестно глядит на прожженую рубашку. - Кто-то брал мой любимый утюг и переставил его в режим адского пламени.
Он вздыхает и принимается за следующую рубашку.
- Да ладно, - примирительно говорит Бонапарт, который как раз вчера одолжил у своего соседа чужой утюг. Кажется, этот самый, и он пытался им разгладить свои новые плотные джинсы на высокой мощности. - У тебя они и так уже достаточно выглажены.
- Да как ты не понимаешь, - всплескивает руками тот, а потом спохватывается - от второй рубашки тоже начинает подозрительно тянуть дымком, так что этот русский парень что-то бормочет на своем шипящем, фырчаще-возмущенном языке.
- Что значит, - морщится не слишком способный к языкам Бонапарт, - слово "BLYAD'"?
- Это... - откашливается Александр, - это так, на все случаи жизни. Просто на все, - заверяет он.
- Русский язык так беден, что в нем всего одной выразительное слово? - иронично приподнимает пижонски изогнутую бровь Наполеон. В конце концов, приятно знать, что язык, про который все отзываются как "ад и мрак" не так уж хорош на самом деле. Впрочем, для него и английский-то так себе.
- Нет, - отвечает не менее едко Александр. - Это одно из наших чрезвычайно выразительных междометий. А уж сколько в русском языке выразительных слов и фраз!..
И он что-то еще прибавляет, с сожалением осматривая погубленную голубую рубашку. Что-то весьма цветастое.
Их общение постепенно налаживается и окончательно расцветает, как это и положено, весной. Ветки тополя липкими почками стучатся в окно общежития, и Александр требует Наполеона бросить чертову подготовку к экзаменам и пойти проветриться в ближайший парк.
- Пойдем, время покорять этот мир, там весна на улице! - тормошит он Бонапарта, но тот упрямо отказывается. Так упрямо, что Александр в сердцах плюет и уходит один.
Впрочем, когда Наполеон успевает заскучать уже буквально через полчаса, тот снова вваливается в комнату, довольный, улыбающийся и одурительно сладко пахнущий весной и улицей.
- Дурак ты, Бонни, там такая сказка, - заявляет Александр и напяливает на него душистый венок из васильков и одуванчиков. У Наполеона моментально начинает щипать в носу от подступающей аллергии на пыльцу, но все равно у него ощущение, будто на него возложили как минимум золотой венок завоевателя мира.
- Ты выглядишь как пидрила, - доверительно сообщает ему Романов, оглядывая результат своей деятельности.
Наполеон с царским достоинством поправляет венок, чувствуя, как начинают жутко чесаться глаза, чихает, и совершенно пидорски, лукаво-снисходительно улыбается:
- Тебе сейчас еще придется утирать мои слезы.